Программу ведет Евгения Назарец. В программе принимает участие Дмитрий Головин, председатель Некоммерческого партнерства «Комитет-101».

Евгения Назарец: Екатеринбургское некоммерческое партнерство малых предпринимателей «Комитет-101» выступило с инициативой предоставить в открытый доступ несекретную информацию о гражданах и юридических лицах. Конфиденциальность многочисленных баз данных не способствует безопасности, считают в «Комитете-101».

Между тем в Екатеринбурге завершается создание очередной единой базы данных избирателей России. Она состоит из 10 пунктов и формируется на основании информации паспортно-визовой службы и органов внутренних дел. Тему продолжает екатеринбургский корреспондент Радио Свобода Ирина Мурашова.

Ирина Мурашова: До 1 января 2006 года всех избирателей России посчитают. Базу данных системы ГАС «Выборы» составляют на основании соглашений МВД и Центризбиркома. Облизбирком Свердловской области объявил, что несанкционированное проникновение в базу невозможно. То же говорили и связисты. Но этим летом в регионе был вынесен первый приговор за незаконное распространение телефонной базы данных. 27-летний гражданин пытался продать перечень номеров телефонов и фамилии абонентов стационарной связи, проживающих на Среднем Урале. Руководитель отдела по связям с общественностью Екатеринбургского филиала «Уралсвязьинформ» Андрей Перфильев предостерегает уральцев от такой покупки.

Андрей Перфильев: Закон, который запрещает оператору связи без согласия абонента распространять данные о его телефоне, он появился в 2003 году. До этого все телефонные номера, они, конечно, находились в открытом доступе. Поэтому зачастую люди, которые предлагают незаконную продажу баз данных, пользуются устаревшими сведениями.

Ирина Мурашова: Екатеринбуржец Дмитрий купил диск с базой стационарных телефонных номеров за 500 рублей. Пришел на ярмарку-продажу специально за этим диском, спросил – достали из-под прилавка. Такая база очень удобна в повседневной жизни.

Дмитрий: Просто иногда удобно найти человека. Адрес знаешь, но нужно позвонить, а номер телефона не помнишь, забыл. Либо наоборот.

Ирина Мурашова: Удобство для одного сталкивается с нежеланием другого. Сейчас из более 300 тысяч абонентов стационарной связи Екатеринбурга письменное согласие на открытый доступ к номеру их телефона дали лишь 150 человек.

В Свердловской области сейчас создают еще одну базу данных на автовладельцев и автотранспорт. Она должна облегчить работу страховщиков и сократить случаи мошенничества в автостраховании, и тоже будет закрытой. Заместитель начальника Отдела розыска Управления ГИБДД Свердловской области Константин Саутин против создания общедоступной базы данных даже по угнанным и разыскиваемым автомобилям.

Константин Саутин: Этой базой могут воспользоваться как добропорядочные граждане, так и лица, с которыми мы как раз и боремся. Зачем лишним людям знать, находится машина в розыске или нет? Это закрытая информация. Потому что машины, которые таким образом реализуются, они уже переколачиваются, номера изменяются.

Ирина Мурашова: В ближайшие полтора года в Свердловской области сделают базу данных, в которой соберут всю информацию о заключенных региона. Кроме того, давно идут разговоры о создании единого перечня всех украденных сотовых телефонов. Связьнадзор по Свердловской области считает, что дело не продвигается дальше обсуждения из-за отсутствия интереса правоохранительных органов и операторов связи к блокированию украденных аппаратов.

Евгения Назарец: И сегодня в Екатеринбургской студии Радио Свобода – председатель Некоммерческого партнерства «Комитет-101» Дмитрий Головин. Дмитрий, собственно, и является автором инициативы об открытости информации.

Здравствуйте, Дмитрий.

Дмитрий Головин: Доброе утро.

Евгения Назарец: С подачи Ирины Мурашовой мы узнали о нескольких, о трех или четырех базах данных, которые существуют и используются разными ведомствами. Дмитрий, вы можете продолжить этот список, какие вам еще базы данных известны, которые можно бы открыть, на ваш взгляд?

Дмитрий Головин: Да, вы правильно сказали, потому что вот все эти базы данных, о которых говорилось сейчас в материале, они могут быть открыты, и они должны быть открыты, на наш взгляд. Потому что ничего секретного в базе данных украденных автомобилей нет. И вот этот милицейский, как я понимаю, чин, который там выступил, он мог бы сказать, переводя на русский язык: «Зачем это лишним людям знать? Это наш бизнес. И не суйтесь в наш бизнес». Если вы покупаете машину, то это лотерея. Может быть, она угнана, но это не ваше дело. Вы заплатили деньги – вот и все, потеряли деньги. И проблем здесь никаких нет.

Мы же выступаем за то, чтобы эти данные были открыты, общедоступны. И если вы покупаете машину, чтобы вы имели возможность посмотреть, угнана она или нет.

Евгения Назарец: Кстати, машину вы приводили в пример, когда описывали необходимость того, чтобы базы данных были открыты. Дескать, стоит машина под окнами, и не известно, чья она, вы ее не опознаете. Хотите узнать, не подозрительно ли это, но узнать не у кого. Если бы были открыты базы данных, вы бы об этом узнали. Вами движет только лишь активный обывательский интерес к этой информации или что-то большее?

Дмитрий Головин: Мною движет все. Потому что, например, мой бизнес – прокат строительных инструментов без залога, он подразумевает то, что человека мы как бы идентифицируем буквально за минуты, должны идентифицировать. И о сложности моего бизнеса говорит то, что в России, в принципе, такая фирма одна, потому что идентифицировать сложно – все базы закрыты. Мною движет как бы гражданская позиция, в некотором роде, потому что после Беслана я, что называется... ну, сказать, что очень переживал, это ничего не сказать, потому что многие вот эти провалы наших силовых ведомств, они происходят из-за того, что они не обращаются за помощью к народу.

Даже пример мною был приведен: стоит какая-то машина в арке дома, где я живу, мне не нравится эта машина, но я не имею возможности узнать, почему она там стоит. Потому что я могу по номеру, если база данных открыта, «пробить» и посмотреть, из нашего ли она региона, не из нашего, где живет ее владелец, где он зарегистрирован, где он работает. А вдруг окажется, что, например, номер не соответствует внешнему виду машины – это уже повод позвонить в милицию, а не дергать их по пустякам. Но милиция как бы тоже говорит: «Это наш бизнес. Все, не суйтесь сюда».

Евгения Назарец: Вы часто повторяете слово «бизнес». Вы имеете в виду и то, что этими базами данных все равно торгуют налево и направо из-под полы, как опять же рассказывала Ирина Мурашова в своем репортаже?

Дмитрий Головин: Ну, у многих есть интернет, и приходят постоянно в виде спама вот эти предложения «купите базу данных по Москве, таможенные операции, банковские операции» и так далее. То есть в день по три-четыре таких предложения поступает пользователям интернета. А те, кто не пользуется интернетом активно, они могут купить это на лотках, на развалах. И, в принципе, я вот, например, в этом ничего ужасного не вижу. Ну, просто узаконьте это все.

Евгения Назарец: Вы сказали, что вам по роду вашей деятельности, по роду вашего бизнеса приходится очень быстро оценивать человека на его порядочность, платежеспособность и так далее. Какими средствами вы пользуетесь? Я имею в виду, есть ли у вас вот эти самые продаваемые нелегально базы данных в вашем личном пользовании сейчас?

Дмитрий Головин: Ну, в нашем личном пользовании сейчас этого нет, и как раз по той причине, что предлагаются старые базы. Вторая причина – мы больше уклон как бы делаем в психологическую сторону, то есть оценивается, как человек отвечает, как он общается с приемщиком – вот такие вещи. Но это не очень нормально.

Евгения Назарец: И насколько часто это не срабатывает?

Дмитрий Головин: Это редко не срабатывает. Потому что бизнес расцветает и живет.

Евгения Назарец: Хорошо. Аплодисменты вашему бизнесу. Но продолжим все-таки о проблеме, которую вы подняли. Открытость информации, она поможет бороться с терроризмом - если примитивно высказать, то вот один из посылов таков. Другой – вам это поможет в бизнесе. И, наконец, третий, который заметен и в полном названии вашей организации, - «Комитет-101» называется себя антикоррупционным. Если внимательно разбираться в ваших предложениях (об этом мы еще дальше будем говорить), заметно, что вы делаете упор на то, что открытость информации позволит народу больше знать о чиновниках. Надо больше знать о чиновниках? Зачем это надо? Они у вас вряд ли инструменты берут.

Дмитрий Головин: И вы, и я, и все наши радиослушатели платят налоги. На эти налоги государство осуществляет функции управления с помощью вот этих самых чиновников, которым мы платим деньги. Поскольку мы им платим деньги, то мы имеем право спросить, на что они наши деньги расходуют и как они ими распоряжаются. Чиновников, в принципе, мало касается, сколько денег зарабатываю я, потому что если с налогами у меня все хорошо, то это не их вопрос. А вот меня напрямую касается, как живет чиновник, не ворует ли он. Потому что я налогоплательщик, и я должен, и имею право спросить.

Евгения Назарец: И в связи с темой разговора о пользе и вреде конфиденциальности информации, которая не относится к государственным секретам, мы спрашиваем слушателей: какая информация о вас в открытом доступе, на ваш взгляд, повредит вашей безопасности? Вот, собственно, о тех, к кому вы обращаетесь кроме принимающих решения органов, например, депутатов, которые могут принять закон об открытости информации, или к органам власти, которые могут повлиять на это. Вы уверены, что у вас очень много союзников среди ваших соседей, например? Может быть, кому-то и нравится то, что информация о них так тщательно охраняется, может быть, не очень успешно иногда, но, тем не менее, попытки-то делаются.

Дмитрий Головин: Понимаете, вот даже то, что мы с вами это в студии обсуждаем – это попытка вынести вот эту проблему на общественное обсуждение. Потому что мои соседи, скорее всего, над этим просто не задумывались ни разу. На самом деле информация о нас открыта уже сейчас. Только она открыта из-под полы, ее можно купить. И с этим мы уже живем, и ничего страшного не происходит. В принципе, я знаю, что про меня информацию могут узнать, про вас – любую. И как-то до народа нужно донести, что «про вас уже все знают, уже самое страшное произошло». И ваш номер телефона... Насчет номеров телефонов, кстати. У меня двоюродный дед, он был довольно большим начальником – председателем Свердловского горисполкома. И, представляете, его домашний телефон был в открытом доступе. Он был напечатан в телефонной книге, которая в смутное советское время была отпечатана. И никаких проблем. Никто его не застрелил. Все хорошо. И преступность была гораздо меньше. И там были телефоны всех руководителей партии и так далее города Свердловска.

Евгения Назарец: Ну а как быть с правом на личную жизнь? Сейчас же мобильные телефоны есть еще. Вот номер квартиры, вот будут знать все данные из налоговой инспекции, предположим, каждого человека. Есть элементарная человеческая зависть, которая будет двигать людьми. Ну, все мы знаем, о чем речь идет.

Дмитрий Головин: То есть вы имеете в виду, что... вот как мне говорят: «Зачем кто-то узнает о том, что я богат?».

Евгения Назарец: Ну, или беден, может быть, кто-то этого стесняется.

Дмитрий Головин: Если беден, то иди и заработай. Если богат... Давайте я вам фамилию назову – Игорь Иванович Ковпак.

Евгения Назарец: Это владелец сети супермаркетов в Екатеринбурге (это для тех, кто не знает).

Дмитрий Головин: Или, например, Тимур Горяев – это владелец концерна «Калина». Богатые люди. Андрей Козицын – УГМК. Вот мы с вами сидим и обсуждаем: богатые люди, - никаких проблем. Все знают, что они богатые.

Евгения Назарец: А так ли важно знать, сколько у них нулей после первой цифры? Мы знаем, что богатые, и все.

Дмитрий Головин: Да и не надо знать больше.

Евгения Назарец: То есть в открытый доступ выставить «этот человек богат»?

Дмитрий Головин: А все это и так знают, что этот человек богат. То есть, действительно, когда начинаешь как бы вникать в проблему, то оказывается, что всем и все известно. Но это известно как-то на уровне слухов, может быть, каких-то не подтвержденных сведений. А если это будет нормальная, открытая база данных, и чиновник, например, ну, мы знаем о том, что он богат, что у него два дома и пять машин, а вот почему... притом, что зарплата у него 10 тысяч рублей – вот это уже будет вопрос. И поэтому чиновничество сопротивляется этому изо всех сил.

Евгения Назарец: Дмитрий, кому выгодно, на ваш взгляд, то, чтобы информация оставалась закрытой? Мы уже сказали о том, что одни ею торгуют, другие, я знаю, создают эти базы данных – это их работа, третьи, наверное, в большей степени обыватели, ставят знак «равно» между закрытостью информации и правом на личную жизнь. Вы можете продолжить список тех, кому это выгодно, или, например, поподробнее рассказать о том, почему все-таки граждане считают закрытость информации эквивалентом права на личную жизнь?

Дмитрий Головин: Это выгодно жуликам, это выгодно коррумпированным чиновникам.

Евгения Назарец: Я не сомневалась, что про чиновников вы добавите.

Дмитрий Головин: Вот если подойти к этому вопросу строго, я все время считаю, что, например, Робинзону Крузо имя не нужно. Правда? Его волны не называют никак, его ветер никак не называет. Вот когда человек живет в социуме, тогда ему нужны: фамилия, имя, отчество, номер паспорта, место регистрации и так далее – все эти вещи. И вот есть попытка у нас это закрыть. Вот давайте представим, что каждый из нас будет как Робинзон Крузо. «Живем-то мы в обществе, но на всякий случай вы нас не называйте». Пример того, как люди относятся к своей личной жизни, - это семья Лыковых, которые ушли в тайгу, и их личная жизнь никого не касается. Вот это правильно. Вот это по-нашему – ушел и все, и не вступай ни с кем в отношения. А если ты вступил в отношения, у тебя есть какие-то документы, то почему бы другим ни знать об этом? Вот если вот так по-простому и глобально мыслить, мне кажется, вот так должно выглядеть. То есть если ты вступил в отношения, то пусть все знают. Да, вот меня зовут Головин Дмитрий Александрович, да, я прописан в Екатеринбурге, улица Фролова, 29, квартира 130, да, у меня номер паспорта 65 02 545933. И что?.. Да, я социальное существо. Я живу в этом обществе.

Евгения Назарец: Но люди вообще существа социальные, как вы говорите, и очень странные при этом. Они с легкостью дают свой номер телефона человеку, который их анкетирует, сказав, что это беспроигрышная лотерея, и с другой стороны, страшно боятся, что у них появится биометрический паспорт или чип под кожей. Что вот с этим-то делать? Всегда человеческая натура останется прежней.

Дмитрий Головин: Я не уверен насчет того, что человеческая натура останется прежней.

Евгения Назарец: А еще, вы знаете, очень интересно обладать информацией, которой никто не обладает, той же бабушке у подъезда. Вот она это выяснила...

Дмитрий Головин: Что?

Евгения Назарец: Например, какая у вас зарплата, предположим, или еще какие-нибудь подробности вашей личной жизни.

Дмитрий Головин: Хорошо. Про мою зарплату налоговая инспекция знает. Ну, пусть и бабушка у подъезда знает. Она меня, может быть, после этого уважать больше начнет. Скажет: «Я-то думала, что он ворует, а он, оказывается, нормальный предприниматель, а я-то думала, что он коррумпированный чиновник». Пусть знает.

Евгения Назарец: То есть вы, в принципе, спокойно относитесь и к другим попыткам с помощью технических средств установить контроль над человеком, как это сейчас называется? Вот чип я упомянула или биометрический паспорт.

Дмитрий Головин: Вы понимаете, если мы с вами банки грабить не собираемся, то, да, я к этому спокойно отношусь. А я думаю, что мы не собираемся грабить банки. Пусть знают. Если будет какой-то биометрический контроль, будет чип под кожей, то будет прохождение таможенного контроля, например, не за полчаса, как у всех, а будет он проходить за 30 секунд. Удобство же? Удобство. И некоторые люди сами, мне кажется, будут идти к этому. Молодежь будет говорить: «Да, вшейте мне. Пусть меня идентифицируют быстро, качественно». Пусть знают, где человек не может потеряться. Из космоса, может быть, за ним следить будут.

Евгения Назарец: Дмитрий, давайте теперь поговорим о том, каким образом может быть обеспечена эта открытость, какими средствами. Я знаю, что одна из ваших инициатив, которую вы тоже старательно продвигаете теми способами, которые вам доступны, - это создание единого информационного портала. Он называется то ли «Розыск», то ли «Поиск». В чем разница? И как это все будет действовать?

Дмитрий Головин: В идеале, конечно, это было бы в виде портала общегородского. Он придуман для того, чтобы когда человек, например, паспорт потерял или у него паспорт украли, и чтобы никакой преступник не сумел воспользоваться этим паспортом в целях получения кредита какого-то быстрого или в целях получения напрокат строительных инструментов, например, как в моей компании, или для иных каких-то вещей. Сейчас в городе несколько газет, около десятка, в которые можно прийти, написать заявление о том, что «паспорт такого-то прошу считать утерянным», или дать объявление по телевидению. Но не факт, что это все достигнет...

Евгения Назарец: Ну, объявление прошло – и прошло, и все. То есть это нигде не хранится.

Дмитрий Головин: Ну, не увидели. А вот если это будет в виде портала, что «паспорт такого-то прошу считать утерянным», и чем быстрее он выйдет на этот портал, тем лучше, то у преступника просто...

Евгения Назарец: Будет меньше шансов.

Дмитрий Головин: Да... выбьем почву из-под ног. Затем туда же можно поместить информацию об угнанных машинах. И меня, например, всегда очень волнует, когда я вижу объявление с фотографией, расклеенное на столбах, «помогите найти человека». Сердце кровью обливается. Никто этих людей не ищет на самом деле. Нет портала, на который можно зайти и посмотреть фотографии вот этих людей.

Евгения Назарец: И фотографии плохого качества, они тоже обычному человеку не позволяют опознать того, кого нужно...

Дмитрий Головин: Ну, они есть, но они где-то там находятся, на каких-то других, может быть... в общем, в интернете надо искать это все дело. А мне кажется, что это должно быть в виде общегородского портала, который будут знать. Вот если потерял паспорт, если разыскиваешь, если хочешь узнать, например, что-то про свою машину – в розыске она или нет, может быть, угнанная, то вот туда надо зайти и посмотреть.

Евгения Назарец: То есть это такой портал, который хранил бы данные чрезвычайного порядка – о потерях, криминальных личностях или, наоборот, потерявшихся. А что касается информации, которая не несет такого чрезвычайного оттенка, она там тоже может быть представлена, на ваш взгляд?

Дмитрий Головин: Конечно, она может быть представлена...

Евгения Назарец: То, о чем вы говорите, - база данных налоговой инспекции, телефоны, адреса, номера паспортов.

Дмитрий Головин: Мы говорим про идеал, и есть как бы общество, в котором мы живем. То есть я представляю, что этого, скорее всего, на данном этапе нам сделать просто не дадут. Скажут: «Нет, налоговая служба не будет предоставлять свои сведения. Вот эти органы не будут предоставлять». Под любыми надуманными предлогами...

Евгения Назарец: Ну почему же надуманными? Нет закона, который бы это позволял. Есть законы, которые охраняют такую базу данных, такую информацию, эту службу наделяют правом создавать секретные базы данных, но нет закона, который бы объявил информацию открытой. Кстати говоря, по-моему, это одна из ваших инициатив.

Дмитрий Головин: Да, мы за это и выступаем. Ну, тут дело вот в чем. Во-первых, чиновник не любит брать на себя ответственность, да, это претит его природе. Во-вторых, ему всегда проще сказать «нет», нежели сказать «да», потому что за «да» с него могут спросить, а вот если он скажет «нет», скажет: «Ну, не рассмотрел я эту инициативу...

Евгения Назарец: Да все еще проще: после «да» нужно что-то делать, а после «нет» ничего делать не надо.

Дмитрий Головин: Да-да.

Евгения Назарец: По поводу закона об открытости информации, вы эту законодательную инициативу оформили только у себя в комитете, если так можно выразиться, у себя в голове или дали ей ход дальше какими-то способами?

Дмитрий Головин: Конечно, в Госдуму мы письмо послали. И через различных депутатов Государственной Думы мы эту инициативу периодически туда забрасываем. Получаем различные ответы. Там варьируется: «Вы нарушаете вот этой инициативой пять федеральных законов». То есть такое впечатление, что люди, которые пишут ответы, они так относятся к законам, что их изменить нельзя, что это данность, данная нам в ощущениях. И сказал Господь: «Да будет так».

Евгения Назарец: Те, кто носит ваши письма, например, в Госдуму, сами депутаты, прочитав их, ну, местные, я так подозреваю, депутаты Государственной Думы, как они отнеслись к этой инициативе?

Дмитрий Головин: Ну, как-то от них реакции особой не было, что это бред полный или, наоборот, что это великолепная идея. То есть такого нет. Понимаете, нет времени с ними подробно об этом поговорить, так скажем, у них нет времени.

Евгения Назарец: Но если вернуться чуть назад, когда мы говорили о портале, вот эту идею поддержали несколько достаточно весомых организаций в регионе, вплоть до Союза журналистов. Они не только портал, но и закон об открытости информации, может быть, могли бы поддержать. С ними как у вас налажен контакт? Кто еще является вашими союзниками?

Дмитрий Головин: Союз журналистов России, ну, Свердловское отделение. Затем, в некотором роде, банки, потому что они как бы связаны законом о банковской деятельности по рукам и ногам.

Евгения Назарец: Ну, банки... у них на одной руке – потребность хранить свои тайны банковские, с другой стороны – «дайте нам информацию, а мы вам не дадим».

Дмитрий Головин: Да-да. Затем это практически все прокатные предприятия, которые выдают напрокат. Затем поддержали, как ни странно, строительные организации. К ним приходят алкоголики работать, и они очень много денег на этом теряют. Затем это юридическая фирма «Интеллект-С», которая попыталась заняться коллекторскими услугами. То есть они тоже понимают важность этого, и они помогают нам законодательно это все оформить. Вот такие организации.

Евгения Назарец: И мы подводим итоги разговора о том, чьим интересам отвечает и насколько эффективно соблюдается конфиденциальность информации, если речь идет о не секретных, с государственной точки зрения, базах данных по владельцам автомашин, имущества, месту фактического проживания, работы граждан или номеров их телефонов и много другого. Дмитрий, как вы смотрите вообще на проблему открытости информации, меня все-таки это интересует, вернее, не на проблему, а на сам факт полной открытости информации? Человек будет себя чувствовать свободнее от этого или, наоборот, ответственнее? Я даже не могу себе представить, действительно, никогда не задумывалась над тем, что достаточно легко информацию, например, обо мне найти в свободном доступе. Хотя иногда через поисковую систему в интернете я специально забиваю свое имя и фамилию и смотрю, что ж там выпадет. Кстати говоря, не так уж много я нашла. И все-таки если бы я знала, что любую информацию обо мне... вот я, Евгения Назарец, зову в эфир, например, вас, и вы хотите обо мне что-то узнать, и смотрите, что все это есть, как бы себя чувствовал человек вот с таким сознанием, как вы полагаете?

Дмитрий Головин: Ну, я предполагаю, что пакостей на свете стало бы меньше все-таки. Потому что думая об этом, я додумался до того, что, скорее всего, протестантская этика, которая на Западе распространена, она предполагает, что человек постоянно находится под взглядом Господа. И такой вопрос, который я хочу задать всем радиослушателям: может быть, пока существование Господа не доказано, передоверить роль всевидящего ока соседям, а обязанность возмездия передоверить судебным органам? Подумайте просто над этим. Потому что если все будут знать, ну, действительно, то пакости как делать?

Евгения Назарец: Понятие «соседи» надо, наверное, в вашем выражении понимать несколько шире, чем соседей по площадке, да?

Дмитрий Головин: Да. Соседи – это те, кто живет в нашем городе и в нашей стране. Мы все соседи, в каком-то смысле.

Евгения Назарец: Ну да, видимо, после Нового года желание полемизировать у наших слушателей еще пока не проснулось, поэтому они нас, наверное, просто внимательно слушают. Никто пока в студию нам не позвонил. Может быть, надо кому-то передоверить, если нет пока Господа в душе у людей. Я спорить не буду. Тем не менее, может быть, подводя итоги нашему сегодняшнему разговору, я хотела бы вас спросить, а какая информация о людях должна остаться закрытой? Что должно составлять тайну все-таки личной жизни? Ну, или не тайну, а личную жизнь человека что должно составлять, на ваш взгляд?

Дмитрий Головин: Понимаете, вот в идеале каждый человек это должен определять сам, но лучше это определить законодательно. Конечно, какой-то, может быть... даже я не представляю...

Евгения Назарец: Вот, например, информация о здоровье?

Дмитрий Головин: Если человек публичный, она не должна составлять тайну. Я хочу знать, чем болел Ельцин, я хочу знать, чем сейчас болеет Путин, я хочу знать, чем болеет Россель.

Евгения Назарец: А вот актеры – это публичные люди или нет?

Дмитрий Головин: Они меня совершенно не интересуют.

Евгения Назарец: А кого-то интересуют.

Дмитрий Головин: Ну, кого-то интересуют – ради Бога. Это человек публичный. Пошел в актеры, стал знаменитым...

Евгения Назарец: Кто будет определять, какая информация должна быть секретной, а какая нет? У всех разные потребности в этой информации.

Дмитрий Головин: Кое-где на Западе есть закон о публичных людях. А если ты пошел сниматься, например, в каком-то фильме, который сделает тебя мегазвездой, будь готов к тому, что вокруг тебя будут папарацци и каждый твой шаг будет отслежен.

Евгения Назарец: Дело даже не в папарацци, а в заключении контракта на многие миллионы, и нужно, чтобы человек хотя бы, например, если говорить о здоровье, по здоровью не подвел, не заболел не вовремя, поэтому смотрят, все ли у него в порядке, все ли у него работает в организме. Это понятно. Но все-таки должен быть какой-то, не знаю, судья... с господом Богом мы только что разобрались, если так можно выразиться, и все-таки должен быть какой-то орган, человек, несколько людей, которые бы определяли, какую информацию все-таки необходимо предоставить в общий доступ, а какая все-таки должна составлять личную жизнь человека. Кому бы вы это согласись доверить? Кто бы, кроме вас самого, стал бы решать? Или законодательно это надо установить?

Дмитрий Головин: Это законодательно...

Евгения Назарец: Но законодателей у нас несколько сотен, и то, что они у нас наустанавливали, вас же и не устраивает.

Дмитрий Головин: Как раз из законодательного поля этот вопрос выпал.

Евгения Назарец: Все-таки мне чрезвычайно интересно, как вы себе представляете, например, нынешнюю Госдуму в ее составе, определяющей очень дружно и согласованно, какую информацию нам открытой оставить, а какую закрытой? Я, честно говоря, веду к тому, что, в общем, ваша идея прекрасна, но не вполне реальна не только в нынешнем обществе, а вообще в обществе, где масса разных мнений.

Дмитрий Головин: Я могу вам ответить словами актера (не помню его фамилию), который упал с лошади и стал инвалидом. Он сказал: «Сначала мечты кажутся невозможными, потом трудноосуществимыми, а затем неизбежными». Вот я рассчитываю именно на это. Потому что, в принципе, нет такой информации, которая... вот вообще про это не надо знать. В баню все ходим, все раздеваемся – и ничего страшного. Никто там ничего нового и никому показать не может. И все, в принципе, все и про всех знают, ну, на уровне слухов, ощущений. Ну и что?.. А если это будет как бы подкреплено, то никаких проблем я здесь не вижу. И мы будем знать про болезни наших политиков – и ничего страшного.

Евгения Назарец: Да... начали с терроризма, а закончили баней. Прекрасно! То есть во всех сферах жизни эта ваша теория работает, да?

Дмитрий Головин: Да, она работает.

Евгения Назарец: Если у вас уже достаточно стройная система сложилась, у вас есть единомышленники, почему бы вам ни открыть страницу в интернете и ни начать там помещать открытую информацию о людях, которые на это согласны? Вот оно уже, начало.

Дмитрий Головин: Такая страница будет открыта, скорее всего, до лета 2006 года. Не хватает времени. Со всеми же надо разговаривать про это...

Евгения Назарец: И уговаривать?

Дмитрий Головин: Нет. Надо проговаривать многие моменты, то есть на каких условиях информация предоставляется, кто будет пользоваться, кто будет определять.

Евгения Назарец: То есть это все-таки не совсем открытый доступ. Там зарегистрированные пользователи должны будут...

Дмитрий Головин: Скорее всего, да. Потому что, понимаете, захотел я навредить соседу, условно говоря, и начинаю предоставлять заведомо ложную информацию. Главный барьер вот этот – должна быть ответственность за подачу заведомо ложной информации.

Евгения Назарец: Что ж, Дмитрий, конечно, если бы мы продолжали с вами беседу о деталях, это, наверное, продолжалось бы еще часа два. В любом случае, спасибо вам за сегодняшнюю утреннюю встречу.