При всей любви к филологии я часто испытываю чувство неудовлетворённости, читая литературоведческие и критические статьи и книги. Я знаю, что меня гложет: язык описания художественных текстов. Чаще всего он не приближает, а отдаляет от понимания стихов и прозы. Художественные произведения под пером интерпретатора испускают дух – едва ли не в прямом смысле. В разные годы я пробовал найти другой – не канонический – язык описания стихов и прозы. Вот эти опыты.
В это время ветер вдруг прервал свое дыханье...
Б. Житков
И ветер необыкновенней,когда он ветер, а не ветр.
Д. Самойлов
Эти заметки адресованы тому кругу читателей, которых неуклюже называют "любителями поэзии". Должно быть, выражение это придумано теми, кто поэзию недолюбливает. Что ж. Любители так любители. В конце концов в проигрыше тот, кто не любит. Так вот, с этим самым кругом "непрофессионалов поэзии" я хочу поделиться своим неожиданным открытием - поэзией Леонида Зусьевича Проха. Книга его называется "Словарь ветров". Издана она в 1983 году ленинградским "Гидрометеоиздатом". Форма этого сочинения - словарь (около 2000 терминов). Содержание - поэзия. Кое-какие основания относиться к терминам как к стихам дает сам автор. В предисловии он указывает, что одна из его задач "объяснить происхождение некоторых названий ветров". Уже эта филологическая посылка в устах ветролога настораживает. Дальше - больше: "Некоторые определения, возможно, покажутся субъективными". Для ученого подобное заявление самоубийственно, для поэта - естественно. Вот цитата из книги, выбранная почти наугад, я нарочно записываю ее в виде стихотворения:
Хустская котловина в Закарпатье
находится в ветровой тени
Украинских Карпат.
Высшее достижение поэтической лапидарности Л.З.Проха - стихотворение Ю (разновидность шквала в Китае). Арсенал тропов в творчестве поэта-ветролога впечатляющ. Приведу несколько олицетворений: ГЛАЗ БУРИ, ГЛАЗ ВЕТРА, ГОЛОВА ШКВАЛА, ГРОЗОВОЙ НОС. К олицетворениям я также рискну отнести ОБЛАЧНУЮ ШАПКУ и ШКВАЛЬНЫЙ ВОРОТНИК. Кстати, диаметр ГЛАЗА БУРИ составляет 20 - 30 км, и облака окружают глаз в виде громадного облачного амфитеатра. Как термины, так и объяснения в книге Л.З.Проха метафоричны: "линза холодного воздуха", "ЭКЛИПТИЧЕСКИЙ ВЕТЕР дует из района происхождения тени Луны", "начало ветра", "при обтекании воздушным потоком о-вов Зеленого мыса от них "отшнуровываются" вихри". Тот факт, что автор берет в кавычки "отшнуровываются", свидетельствует о том, что он не стихийно, а вполне сознательно метафоричен. Жертвуя своей научной репутацией, Л.З.Прох гонится и догоняет красное словцо: "ФИНСТЕРНИСВИНД - ветер, возникающий при полном солнечном затмении. Практического значения не имеет". Если этот ветер и впрямь не имеет смысла, то зачем вносить его в словарь? Да потому что он прекрасен! У Л.З.Проха есть ссылки на других ученых и исследователей. Но у них он выбирает лишь поэтические суждения: "...ветры над "великим ледником" Гренландии неизменно приобретают радиальное направление... что я могу сравнить с потоками воды, стекающими по склонам из внутренних районов к побережью" (Г.Пири). Или: "Академик В.А.Обручев назвал эту впадину гигантской жаровней". Напомню, что В.А.Обручев - автор нескольких романов. Есть в книге и другие скрытые и явные цитаты из художественных текстов: СВЕЖАК, МИСТРАЛЬ, РЕВУЩИЕ СОРОКОВЫЕ, СОРАНГ. В поэзии Л.З.Проха чувствуется влияние древнегреческой поэзии. Отсюда тяга к сложнокорневым словам: "СМЕРЧИ хобото-, колонно-, змее-, биче-, веревко- и воронкообразные", "туманонесущий (муссон)", "башенкообразные (облака)", "штормоопасные (районы)", "лесовальный (ветер)", "ветроломная (лесополоса)". Л.З.Прох отдает также дань герметикам: ТАФОНИ - котлы выдувания. Поражает богатство словарного запаса Л.З.Проха. Порой кажется, что читаешь не "Словарь ветров", а "Словарь синонимов": "МЕТЕЛЬ, метелица, вея, веялица, вьюга, кура, борошо, буран, пурга, хурта, замет, заметь, понизовка, заверть, сипуха, поземка, поземь, волокуша, пешая кура, поносуха, поползиха, подеруха, понос, тащиха" или "Словарь антонимов": селигерские ветры ЖЕНАТЫЙ (стихающий на ночь) и ХОЛОСТОЙ (не стихающий), ИВАН и МАГОМЕТ (ветры Прикаспийской низменности). Еще одно свидетельство лексического богатства Л.З.Проха - псевдонеологизмы: шквалистость (сильная порывистость), волкоед (ветер на Псковском озере), бездождные (периоды), авиапроисшествие, воздухопад, бетать (держать курс круче, лавировать, идя зигзагами навстречу ветру), ветрогар (загар при обветривании), псевдоморской ветер. Все же заумью Л.З.Прох не пренебрегает: НИУХИУ - о.Факахина в архипелаге Туамоту, СЫДЫМ ЖЕЛ (кирг.), СОБУРУУНГУ ТЫАЛ (якут.), БАРСАКЕЛЬМЕС (по-туркменски: "Пойдешь - не вернешься"). Отныне русский язык будет обязан Л.З.Проху новым звукосочетанием СПАЛМЕДЖДЖО (туман над морем). Запоминается и оксюморон ЛЕДЯНЫЕ ОЖОГИ. Л.З.Прох не боится вульгаризмов (БОЛТАНКА) и часто сознательно работает на прозаизацию, занижение: ВЛЕЧЕНИЕ (перемещение под действием ветра частиц почвы или песка**), итальянская КОНТЕССА ДИ ВЕНТО (графиня ветров) - это всего-навсего вытянутое по ветру чечевицеобразное облако; МГЛА - помутнение воздуха в результате взвешенных в нем частичек пыли, дыма и гари; ВЕТЕР - это движение воздуха относительно земной поверхности; в Провансе МИСТРАЛЬ называют МАНГО ФАНГО - ешь грязь, ЛИГО ФАНГО - лижи грязь, ЛИПО ФАНГО - глотай грязь. Л. З. Прох тонко чувствует слово, в том числе и народное: северный ОБЕДНИК днем колышет, к вечеру отишит; печорские рыбаки называют СЕМУЖИЙ ВЕТЕР золотоношей (дающий заработок); КУТАСЬЯ ПОГОДКА на Памире; ЕГОР СОРВАЛ ШАПКУ (каспийский ветер). Особая слабость (читай: сила) автора - военная лексика: в тылу циклона, атмосферный фронт, кардинальные ветры, генеральное направление муссона, фронт прорывов ветра, копьевидная дюна, слабый ветер по шкале Бофорта колышет тонкие ветви, развевает флаги и вымпелы. "Словарь ветров" - это книга лексических путешествий: ПОБЕРЕЖЕНЬ (Чудское озеро); ПОБЕРЕЖНИК (Белое море); ПОБЕРЕЖНЯК (Нижний Днестр). О чем бы Л.З.Прох ни говорил - о ветрах мирового масштаба, масштаба континентов, масштаба крупных островов или местных атмосферных возмущениях, он остается поэтом. Предмет его творчества вызывает у него восхищение, даже когда речь идет о стихийных бедствиях: "ВЕЛИКИЙ УРАГАН, пронесшийся над Антильскими островами 10 октября 1780 года, разрушил до основания все города на островах Барбадос и Сент-Люсия, выкорчевал леса, потопил 40 кораблей в гаванях". В этих строках голос поэта звучит торжествующе. И все же Л.З.Прох поэт-гуманист. И потому он предостерегает человечество и человека: камчатская КУРИЛКА разрушает береговые сооружения, выбрасывает неводы, смывает в море незакрепленные грузы; при американском КЕЙЗ УЭЗЕР табак, развешанный под навесом для сушки, сыреет и становится непригодным для сворачивания сигар; дожди, связанные с ЛЕВАНОМ, благоприятны для развития растительности и некоторых видов насекомых, например, таких, как тля. Из-за высокой влажности ЛЕВАН неблагоприятно влияет на здоровье людей, угнетающе действует на их нервную систему, вызывает вспышку респираторных и ревматических заболеваний; при индийском ЛУ отмечены случаи летаргического сна, приводящего к потере памяти. Этой болезни подвержены в основном европейцы; осенью при МАРЕНЕ (Франция) виноград чернеет, а у некоторых больных людей затрудняется дыхание, наступает депрессия; СИЛЬНЫЙ ШТОРМ (9 баллов по шкале Бофорта) срывает дымовые колпаки с труб и черепицу с крыш, сдвигает легкие предметы; АФГАНЕЦ угнетает растительность, засыпает песком и пылью поля, губит всходы хлопчатника, зимой приводит к обморожению и гибели скота; ВЕНТЕ ЛОКУ возбуждающе действует на нервных жителей Рио-де-Жанейро; Ф:ЕН оказывает влияние на физическое и психическое состояние людей и животных. У метеотропных больных появляются головные боли, беспокойство, тоска, чувство неуверенности и страха, упадок сил, зудящие боли, мелькание в глазах, шум в ушах, головокружение, сердцебиение, бессонница или сны с кошмарами, обострение ревматизма, невралгии. При Ф:ЕНЕ увеличивается количество преступлений и самоубийств. Ухудшается также самочувствие грудных детей. Причины и механизм этого еще не установлены. Но не все ветры опасны и губительны. Л.З.Прох напоминает читателю о благотворных ветрах: БАБИЙ ВЕТЕР на Камчатке благоприятен для сушки белья; ХАМСИН часто сопровождается такими оптическими явлениями, как миражи и фата-моргана; на Гвинейском побережье ветер ДОКТОР приносит прохладу после удушающих жарких ветров; французский НАРБОНЕ может столкнуть с рельсов железнодорожный поезд. Не будет преувеличением сказать, что поэзия Л.З.Проха - энциклопедия жизни. Читая его книгу, узнаёшь бездну нового, порой бессмысленного, но всегда прекрасного: в ТОЧКАХ ВСАСЫВАНИЯ вихрь может поднимать с рельсов вагоны массой до 13 тонн; БАД ГИРИ - приспособление для улавливания ветра в Иране. Это высокие башни, вверху решетчатые, c широкими вентиляционными каналами, проходящими внутри стен и открывающимися внутрь комнат и подвалов; американскому БАРБЕРУ (брадобрею) название дано портовыми рабочими Нью-Йорка, потому что замерзающие на лице капли при ветре сильно раздражают кожу; тамильский БАТТИКАЛОА КАЧЧАН получил прозвище сумасшедшего, так как отрицательно действует на состояние некоторых больных (не ключ ли это к пониманию затянувшейся войны между тамилами и сингалами?); под воздействием УЛАНА деформируются даже пирамидальные тополя; под действием КОКАНДЦА кроны деревьев приобретают флаговую форму; ветер в городе дует преимущественно вдоль улиц, его направление может не совпадать с общим воздушным потоком над городом. На уличных перекрестках и в сужениях улиц между домами возникают струи и вихри... В узких проходах ветер усиливается. Вдоль нагретых солнцем стен воздух поднимается, а вдоль затененных опускается... Наибольшие различия скоростей ветра в городе и на его окраинах наблюдается весной (это наблюдение может пригодиться литературным критикам, которые исследуют прозу о Нью-Йорке, Кельне, Москве). Хотя ветрам СССР Л.З.Прох предпочтения не отдает, все же в его книге проскальзывает стыдливый патриотизм. Уже в предисловии он обиженно замечает, что в СССР есть множество ветров, подобных иностранным, но о них, к сожалению, не говорится в других словарях и учебниках. С гордостью поэт-ветролог утверждает: "В СССР шквалы лишь в 10% случаев являются внутримассовыми, остальные связаны главным образом с фронтами". И снова с гордостью: "БАЛАКЛАВСКАЯ БУРЯ обрушилась на Балаклаву и потопила англо-французский военный флот, осаждавший Севастополь". Для сравнения приведу другие строки, написанные куда бесстрастней: "БАХРЕЙНСКИЙ ШТОРМ в Персидском заливе в ночь на 1 октября 1925 года за 10 часов охватил весь залив и погубил много кораблей". В тех случаях, когда у Л.З.Проха есть выбор между иностранным словом и родным, он отдает предпочтение последнему: "ГЛЕТЧЕРНЫЙ ВЕТЕР - см.Ледниковый ветер". Любопытна и его трактовка западничества: "ЗАПАДНИКИ - западные ветры, господствующие в умеренных широтах обоих полушарий. Устойчивость и частота западных ветров большой скорости послужила основанием для того, чтобы назвать эти широты ревущими сороковыми и воющими пятидесятыми". Согласно Л.З.Проху, западники не распространяются на Центральную Европу: АЛЛЕРЗЕЕЛЕНВИНТЕР - неустойчивые северные ветры в начале ноября в Центральной Европе (читай: Центральная Европа сама не знает, чего хочет). Выводы Л.З.Проха глобальны: "БИЗ подобно МИСТРАЛЮ играет существенную роль в формировании условий жизни". Вот это замах. Прямо не Прох, а Маркс или Фрейд. Но тут же элегантное занижение: "В департаменте Жер БИЗ называют ВАН КАНАР, т.е. утиным ветром, так как БИЗ влияет на миграцию уток. У людей БИЗ вызывает чувство озноба". Как все же мизерна ирония рецензента в сопоставлении с неслыханной простотой поэта. Его философия - это философия печали: "Физические причины возникновения смерчей и их большой энергии еще до конца не выяснены". Не обходит Л.З.Прох и религиозных мотивов. В "Словаре ветров" нашлось место древнеримским ветрам и их божествам АКВИЛОНУ, ВОЛЬТУРНУ и КАВРУ, древнегреческим АПАРКТИЮ, АСФЕЛИЮ (слово латинского происхождения), БОРЕЮ, КЕКИЮ, ЭРОСУ, ЗЕФИРУ, ЛИПСУ, НОТУ, АРГЕСТУ, ТРАКИЮ, ЭВРУ, а также АЛЬКИОНИДАМ - безветренные и теплые дни зимой в Греции (Алькиона - мифическая дочь бога ветров Эола). Л.З.Прох - не европоцентрист. Он не дискриминирует богов других народов мира. Внимательный читатель может найти в сборнике МАХИКИ (божество вихрей на Гавайских островах), КАМИКАДЗЕ (божественный ветер в мифологии Японии. В 1281 г. этот самый японский бог потопил армаду судов Хубилая, внука Чингисхана), ФЫН-ШУЙ (дух ветра и воды в Китае) и даже ТЕТСКАТЛИПОКА (у ацтеков бог грома и грозы, одноногий бог страха, непогоды и бурь). Можно допустить, что сам Л.З.Прох предпочитает христианство, и потому слово "бог", означающее языческих идолов, пишет с маленькой буквы. Судя по тому, что в книгу включена СОФИЯ холодная (период возврата холодов в Европе около середины мая), Л.З.Прох испытал в молодости влияние философии В.С.Соловьева. Но вернемся к поэтическому содержанию книги Л.З.Проха. Особую роль в его творчестве играют запахи, цвета и голоса ветров. Самым выразительным получился АРБУЗНЫЙ ВЕТЕР (тут и цвет, и запах, и треск). Буро-бел английский ветер ТЕРНОВАЯ ЗИМА. Тяжеловесное слово БЕРНШТАЙН-ВИНД означает янтарный ветер. Цветозапахом веет от МЕДОНОСНОГО ВЕТРА. Вот еще несколько примеров. БЕЛЫЙ ШКВАЛ, связанный с изолированным облаком на чистом небе, с белесостью в зените во время шторма или же с темным облаком, имеющим красноватую середину, называют ФОНАРЬ, ОКНО или ИЛЛЮМИНАТОР. В Азии преобладают желтые, палевые и буроватые бури. В зависимости от цвета поднятой пыли пыльные бури могут быть черными, желтыми, красными, белыми или бурыми. СИРОККО может быть причиной "кровавых дождей" в Прибалтике. СИРОККО переносит красную и белую пыль из Сахары в более северные районы, где она выпадает в виде окрашенных кровавых и молочных дождей (не последним ли обязаны своим существованием молочные реки?). При североафриканском ГАРБИ образуется мощная облачность с сильными окрашенными пылью ливнями, "кровавыми дождями". В Турции различают МЕЛЬТЕМ виноградный - поздним летом, вишневый - в июне, арбузный - в мае. БАЙяУ - сезон "сливовых" дождей в Японии. Наблюдаются ореолы вокруг светил на медно-красном небе. ПОЮЩИЙ МОСТ - мост через р.Эльбу, стальные конструкции которого при южном ветре издают эоловы звуки. ЭОЛОВА АРФА - длинный ящик из тонких дощечек со струнами, который на ветру издает звуки. В древнем Риме сооружали звучащие статуи с подобным устройством внутри. Воздушный поток протекал по сложному лабиринту внутри статуи и издавал звуки. Закрываешь книгу Л.З.Проха, закрываешь глаза и слышишь: зуд проводов, треск простыней, плеск пощечин, рев сороковых, вой пятидесятых. Открываешь глаза и видишь мир глазами Л.З.Проха: Гольфстрим и Лабрадор - это ветер вод, музыка - это ветер звуков, тяжкий труд объятий - это ветер тел. К недостаткам "Словаря ветров" я бы отнес отсутствие в нем таких слов и словосочетаний, как "Бессонница. Гомер", "Геба", "Дон-Кихот", "крылатые сандалии", "легкомыслие", "такелаж" и др. Быть может, автор учтет эти пожелания в последующих изданиях.
В заключение я хотел бы воспользоваться случаем и поблагодарить все ветра, которые сопутствовали мне и несли меня по свету: волжский ХИЛОК, забайкальский ХВИУС, украинский БУРЕВИЙ, карпатский ГОРЫШНЯЧОК, рейнский ЗИБЕНГЕБИРГСВИНД, ветер озера Лугано ПОРЛЕЦЦИНА, испанский АБРЕГО, БАРСЕЛОНСКИЙ ВЕТЕР, галисийский ГАЛЬЕГО, португальский НОРДЕР, два ветра, пьянящие воображение - КАЛЬВАДОС и БОРДОСКИЙ ВЕТЕР, английские ветры КЭТС НОУЗ, КАСТАРД ВИНД, КОСОГЛАЗЫЙ БОБ.
Особую признательность выражаю БИСКАЙСКОМУ ВЕТРУ. Это он великодушно перелистывал мой "Словарь ветров" и трепал черновик этих заметок.
Лагерь "Орел"
Юго-западное побережье Франции
Примечания
*Ф.Бофорт, английский адмирал, в 1806 г. разработавший шкалу для оценки силы (скорости) ветра.
** Сравни с Б.Л.Пастернаком:
Привязанность, влеченье, прелесть!
Рассеемся в сентябрьском шуме!
Заройся вся в осенний шелест!
Замри или ополоумей!
ОДНОЙ НОГОЙ В ПЕРЕГНОЕ
Перебирая свои - да и не только свои - юношеские стихи, я поражаюсь обилию в них жухлой листвы, никлой прозябаемости, древесной цвели, всякого рода растительной и животной гнилятины. Этому словесному гумусу даже самые несовершенные поэтические упражнения обязаны глубоким чёрным отливом, прокалённой густотой. В них, стихах, пахнет тлением, ибо тление – процесс окислительный, чреватый накоплением «сладкого» гумуса. Ещё в них пахнет гниением с его восстановительной энергией, без которой было бы невозможно образование «кислого» гумуса. Юность ещё не порвала с детством, ей ещё доступны и воздух, и теплота, и влажность. Она знается с червями, муравьями, полевыми мышами. В жизни стихов гумусовая органика имеет решающее значение: она является источником активности, запасным складом азота, она придаёт стихам рыхлость, увеличивает их влагоёмкость, проницаемость для воды и воздуха, наконец, нагреваемость. Пока горизонт жизни кажется далёким, мы готовы, не дрогнув, и перепреть, и обратиться в тлю, и испрашиться.
Определённо могу сказать, что собирание словарного перегноя в юности, его минерализация и штабелировка происходили сами собой, без плана и осмысления. ГА вспаханных книг тоже шли в безымянный сладко-кислый гумус. То, что доходило до сердца, сотрясало душу, становилось своим, присваивалось без зазрения. Сам процесс перегнаивания был под стать творчеству и казался куда более важным, нежели чьё-то писательское честолюбие. Собственное ячество било через край и не оставляло места ни кавычкам, ни именам, ни отчествам авторов.
Грубо, очень грубо говоря, все писатели и поэты – почвенники, ибо все они работают с естественноисторическим телом , называемым языком (Я.). Есть множество обстоятельств, определяющих нищету или состоятельность Я. Черви, жуки, личинки, грызуны, растения своими отмершими частями и экскрементами производят его гумификацию. В Англии мне доводилось вести наблюдения за дождевыми червями, чьи ежегодные извержения в виде слизи могли бы покрыть весь словарный запас слоем в полсантиметра толщины. В говорах Дании благодаря исключительно червям образовался слой плодородной речевой материи. В южно-русском диалекте кучки, выброшенные сусликами, хомяками, сурками и слепцами-кротами, радикально изменили языковой ландшафт (2-3 тыс. куб.саж. на 1 кв. версту). В последнее время установлена, но пока мало изучена, роль микроорганизмов, особенно бактерий и сапрофитных грибков, в деле языкообразования.
Весь Я. с водою и гумусом называют «пахотным» Я. Европейские Я. зачастую тонки и изменены культурой. В России же с её равнинным рельефом и естественным мощным Я. его можно изучать как естественноисторическое тело (см. «Труды почвенной комиссии»). Воздух свободно пропускает солнечные лучи на русский Я. Огромный запас тепловой энергии, накопляемый благодаря поглощению русским Я. солнечных лучей, поверхностные его слои затем расходуют мало-помалу.
Для исследования теплоты в различных пластах Я. используются особые языковые градусники (лингвотермометры). Шарик подобного градусника окружён салом или парафином, смешанным с металлическими опилками, чтобы во время вытягивания градусника из глубины зафиксированная температура не успела измениться. Такой градусник, заключённый в металлическую оправу, укрепляется на деревянном стержне и вместе с этим стержнем вставляется в футляр из дерева, глины, стекла или рогового каучука (эбонита). В Париже градусник, установленный в подвале Национальной библиотеки на глубине 26 м. в течение пятнадцати лет показывал одну и ту же температуру 11,82*.
Температура Я. в значительной мере определяет состояние общественного здоровья, в том числе распространение эпидемий. Более того, смертность населения не в малой степени зависит от того Я., на котором оно общается. Удаление языковых нечистот способно улучшить общественное здоровье. Наиболее опасными местами можно признать ложбины, в которых легко застаиваются социальные нечистоты. Сырой Я. неблагоприятно отзывается на общественном фундаменте и стенах. В густонаселённых местах к языковой ауре примешивается светильный газ, что нередко даёт повод к отравлению людей. Запах газа в этом случае не указывает на грозящую опасность, так как светильный газ, проходя через Я., теряет свой специфический запах. Чаще всего случаи отравления людей наблюдаются зимой, когда газообразный Я. с особенной энергией устремляется в человеческие жилища. Тем же объясняется нередкая гибель людей, спускающихся в запущенные колодцы в поисках речевой плесени.
В местах человеческого скопления поверхностные пласты Я. подвергаются загрязнению органическими отбросами: экскрементами людей и животных, помоями из кухонь, боен, прачечных. В загаженных веками Я. старинных городов скапливается до 18 граммов азота на килограмм сухой речи. Причём в центральных районах городов Я. грязнее, чем на окраинах: в Москве загрязнение Я. от центра к периферии уменьшается. В Кремле и Китай-городе из многих проб было найдено 4,4 грм.азота, в Белом городе 2,4 грм., в Земляном городе 1,6 грм. и в Замоскворечье 0,8 грм. Самоочищение Я. происходит в первую голову благодаря языковым водам. Происхождение языковых вод - вопрос до сих пор тёмный. Воззрения древних и средневековых исследователей можно свести к двум выводам. По одному происхождение языковых ключей, рек, источников приписывается атмосферным осадкам и их просачиванию. По другому, представителем которого является Сенека, подземные ресурсы считались результатом деятельности сил внутренних, вулканических. Благодаря этим силам, по Сенеке, Я. циркулирует, как кровь по жилам. Периодичность речевых половодий учёный сравнивал с периодичностью таких болезней как лихорадка, подагра, менструация.
О чём я? Чем суженней горизонт жизни, чем нахрапистей и гуще дыхание почвы, тем мудрей кажется юность с её животной тягой к перегною. Кто вырос из него, тот в него и вернётся. Пусть безымянным, раскавыченным, но родным, гнилявым, тленным.
Игорь ПОМЕРАНЦЕВ
Обнаженный поэт
Иллюстрации художника Г.Б.Лукашевича
Вдруг тонкий, свистящий, прерывистый звук раздался в воздухе.
В.Гаршин. "Лягушка-путешественница" Обнаженность чувств составляет суть лирики. В переводе на древнегреческий "обнаженный" - это "gymnos". Отсюда "гимнастика". На примере поэта Николая Кононова я попытаюсь показать, что суть лирики - это не только обнаженность чувств, но и обнаженность тел, находящихся в динамическом взаимодействии.
Лирика по традиции делится на партерную и воздушную. Первая непосредственно связана с почвой и отрывается от нее, не подвергая стихи опасности (рис.1)
.
Слово-ловитор захватывает слово-вольтижера у лучезапястного сустава, раскачивается с ним и возвращает вольтижера обратно в стих (рис.2). Подбрасывается же слово батутом, впервые примененным авангардистом Эвальдо в 1928 году.
Н.Кононов за редким исключением (например: "...Пешеходоперебеганье сдерживать от шага дерзкого...") работает не партерную, а воздушную лирику. Его снаряды и аппараты подвешены к небесному куполу. Перекладины его стихов обмотаны крепкой тесьмой, а слова натерты магнезией. Впрочем, последнее не столь важно, если поэт выполняет вис на пятках, на носках или "обрывы". Традиционным финалом стихотворения на раскачивающейся ординарной трапеции является "мертвая петля" (англ."looping the loop"), т.е. вращение вокруг штамборта:
Только шум угадывается, шум
Нефтеносным, скважистым, лиловым...
Двойная трапеция (доппель-трапе) предназначена для двух сквозных слов. Сначала они действуют, как бы не замечая друг друга. Затем одно из них повисает на подколенках, а другое, ухватившись за приставку партнера, "обрывается". При этом особенно важно ни на секунду не забыть, что вис на подколенках осуществляется без упоров или захватов носками строк (рис.3). В заключительной фазе слова, сплетаясь, вращаются вокруг грифа валетом или, вися на подколенках, слово-ловитор держит вращающегося в зубнике партнера:
Там, где в мельнице Шмидта теперь комбикормовый с заводью
Воробьиный бушует завод, где, прикорнув, общежитие
У путей соловеет, целуется кто? О, по правде, ведь
И ходить тут не стоит. На слиянье наткнешься!
Потише: соитие...
По словам, выделенным мною курсивом, видно, как двойная трапеция переходит в завершении в групповую. Опорные слова, повиснув на подколенках, держат прочих участников стихотворения в причудливых позах. Подобные летучие конструкции создают захватывающую фигурную композицию в воздухе (рис.4). Малейшая ошибка может привести поэта к полному провалу. Стихотворения такого рода начинаются не из виса:
Лоза июня уже зеленые тесемочки выпростала, ручки...
а из упора:
И во вторник не пошел, и в следующий профилонил, и еще раз, и еще...
Стихотворениям на воздушных турниках жанрово близки стихотворения на рамке. Исходное положение слова-ловитора - вис на рамке на подколенках. Острота чувства возникает в тот момент, когда слова размыкают руки. Основные элементы подобной стиховой вольтижировки - маховой перехват попеременно префикса-суффикса, кабриоль (рис.5), грече.
В финале слово-ловитор раскачивает партнера в висе за окончание, а затем выпускает его в свободный полет; мелодические петли стремительно распускаются, и слово-вольтижер, пролетев несколько стоп вниз головой, повисает над страницей (рис.6)
Разве ты
Ждешь еще чего-то, ластишься, пунктиром летаешь,
Личинка крылатая, душа, не по летам развитая?
В лирике Н.Кононова одинарный полет регулярно чередуется с групповым. В первом случае слово-вольтижер перелетает с одной трапеции на другую, наслаждается жизнью в одиночку, без соучастия ловитора. Вначале оно садится на длинный стих и раскачивается. Достигнув максимальной амплитуды, повисает на руках и перелетает на другой стих, висящий в непосредственной близости. Здесь особенно важна точность, выбор мгновенья полета; рассчитывать не на кого, стих навстречу не устремляется, а как бы пассивно ожидает прикосновения.
Или, по Гафизу, стаканом - в автомате газированной
Боксерской воды, - буду сверкать в ознобе, страхе, нокауте?
Двухкопеечной монетой взволнованной
Разговоры подслушивать скорые. Что вы о любви знаете?
Курсивом я выделил аллотропное слово-вольтижер, которое в полете поворачивается разными сторонами и в конце концов после всех пертурбаций убедительно завершает строфу.
В групповом полете Н.Кононов применяет качающуюся ловиторку (рис.7). В этом случае главную роль играет слово-ловитор. Оно должно в совершенстве знать анатомию партнеров. В случае неточности вольтижера надежный ловитор может выправить положение. Абсолютное доверие к ловитору имеет большое психологическое значение для вольтижера. В высшей точке раскачивания стопа-ловиторка и стих, максимально сближаясь, дают возможность слову-вольтижеру совершить перелет со стиха в руки слова-ловитора. Нет у Н.Кононова такого стихотворения, в котором по нерасчетливости слово-вольтижер пролетает мимо рук слова-ловитора.
У поэтов часто вырабатывается привычка к одной и той же ритмической дистанции. Им страшно менять амплитуду раскачивания. Но Н.Кононов ничего не боится. Он бесстрашно оттягивает встречу ловитора с вольтижером, и благодаря этому читательское наслаждение обретает пространственное измерение. Стиховед же может отчасти утешиться тем, что в состоянии отличить один вид наслаждения от другого: двойное заднее сальто с пируэтом в руки к ловитору, два с половиной сальто в сетку, двойное заднее сальто в мешке с завязанными глазами, оборотный двойной твист, прыжок-падение из-под небесного купола. Лично я больше всего люблю, когда летящие по разным траекториям слова заполняют воздушную сферу стихотворения. Иные из них комичны, как бы нелепы, мешковаты, трусоваты. Но это игра. Они не уступают в мастерстве словам атлетичным, героическим. Эти - "мешковатые", "трусоватые" - помогают читателю поверить в собственные силы: раз мы, рохли, буквально на глазах побеждаем страх и немощь, то и ты, читатель, раскачавшись на качелях, сможешь достичь высшей точки.
Поэт без предшественников - это не поэт, а дворняга. Предшественники Н.Кононова - это бесстрашный Ю.Рябинин, артист мирового класса Е.Морус, блистательные В.Ракчеев, Н.Сухов, думающий З.Гуревич, изобретательный А.Бредо.
Эти заметки я хотел бы завершить мускулистым и смертельно опасным стихотворением. Попробуйте сами, без подсказки, найти в нем элементы партерной и воздушной лирики, пунктиры одинарных и воздушных полетов, обнаженную красоту языковых фигур:
Помешай мне, попробуй. Приди, покусись потушить
Этот приступ печали, гремящей сегодня, как ртуть в пустоте Торичелли.
Воспрети помешательство мне, - о приди, посягни!
Помешай мне шуметь о тебе! Не стыдись, мы - одни.
О, туши ж, о, туши! Горячее!
Декабрь 1991
Лондон
В это время ветер вдруг прервал свое дыханье...
Б. Житков
И ветер необыкновенней,когда он ветер, а не ветр.
Д. Самойлов
Эти заметки адресованы тому кругу читателей, которых неуклюже называют "любителями поэзии". Должно быть, выражение это придумано теми, кто поэзию недолюбливает. Что ж. Любители так любители. В конце концов в проигрыше тот, кто не любит. Так вот, с этим самым кругом "непрофессионалов поэзии" я хочу поделиться своим неожиданным открытием - поэзией Леонида Зусьевича Проха. Книга его называется "Словарь ветров". Издана она в 1983 году ленинградским "Гидрометеоиздатом". Форма этого сочинения - словарь (около 2000 терминов). Содержание - поэзия. Кое-какие основания относиться к терминам как к стихам дает сам автор. В предисловии он указывает, что одна из его задач "объяснить происхождение некоторых названий ветров". Уже эта филологическая посылка в устах ветролога настораживает. Дальше - больше: "Некоторые определения, возможно, покажутся субъективными". Для ученого подобное заявление самоубийственно, для поэта - естественно. Вот цитата из книги, выбранная почти наугад, я нарочно записываю ее в виде стихотворения:
Снежинки при ветре крошатся
и обтачиваются,
становятся пылевидными
и проникают в мельчайшие щели.
В течение нескольких дней бури
они могут перерезать
пеньковые тросы.
Или отрывок из другого стихотворения:и обтачиваются,
становятся пылевидными
и проникают в мельчайшие щели.
В течение нескольких дней бури
они могут перерезать
пеньковые тросы.
Раскаленная зона
как бы втягивает
в северное полушарие
юго-восточный пассат
южного полушария,
который,отклоняясь под влиянием
вращения Земли,
становится юго-западным
муссоном.
Или строфа с местным колоритом:как бы втягивает
в северное полушарие
юго-восточный пассат
южного полушария,
который,отклоняясь под влиянием
вращения Земли,
становится юго-западным
муссоном.
Хустская котловина в Закарпатье
находится в ветровой тени
Украинских Карпат.
Высшее достижение поэтической лапидарности Л.З.Проха - стихотворение Ю (разновидность шквала в Китае). Арсенал тропов в творчестве поэта-ветролога впечатляющ. Приведу несколько олицетворений: ГЛАЗ БУРИ, ГЛАЗ ВЕТРА, ГОЛОВА ШКВАЛА, ГРОЗОВОЙ НОС. К олицетворениям я также рискну отнести ОБЛАЧНУЮ ШАПКУ и ШКВАЛЬНЫЙ ВОРОТНИК. Кстати, диаметр ГЛАЗА БУРИ составляет 20 - 30 км, и облака окружают глаз в виде громадного облачного амфитеатра. Как термины, так и объяснения в книге Л.З.Проха метафоричны: "линза холодного воздуха", "ЭКЛИПТИЧЕСКИЙ ВЕТЕР дует из района происхождения тени Луны", "начало ветра", "при обтекании воздушным потоком о-вов Зеленого мыса от них "отшнуровываются" вихри". Тот факт, что автор берет в кавычки "отшнуровываются", свидетельствует о том, что он не стихийно, а вполне сознательно метафоричен. Жертвуя своей научной репутацией, Л.З.Прох гонится и догоняет красное словцо: "ФИНСТЕРНИСВИНД - ветер, возникающий при полном солнечном затмении. Практического значения не имеет". Если этот ветер и впрямь не имеет смысла, то зачем вносить его в словарь? Да потому что он прекрасен! У Л.З.Проха есть ссылки на других ученых и исследователей. Но у них он выбирает лишь поэтические суждения: "...ветры над "великим ледником" Гренландии неизменно приобретают радиальное направление... что я могу сравнить с потоками воды, стекающими по склонам из внутренних районов к побережью" (Г.Пири). Или: "Академик В.А.Обручев назвал эту впадину гигантской жаровней". Напомню, что В.А.Обручев - автор нескольких романов. Есть в книге и другие скрытые и явные цитаты из художественных текстов: СВЕЖАК, МИСТРАЛЬ, РЕВУЩИЕ СОРОКОВЫЕ, СОРАНГ. В поэзии Л.З.Проха чувствуется влияние древнегреческой поэзии. Отсюда тяга к сложнокорневым словам: "СМЕРЧИ хобото-, колонно-, змее-, биче-, веревко- и воронкообразные", "туманонесущий (муссон)", "башенкообразные (облака)", "штормоопасные (районы)", "лесовальный (ветер)", "ветроломная (лесополоса)". Л.З.Прох отдает также дань герметикам: ТАФОНИ - котлы выдувания. Поражает богатство словарного запаса Л.З.Проха. Порой кажется, что читаешь не "Словарь ветров", а "Словарь синонимов": "МЕТЕЛЬ, метелица, вея, веялица, вьюга, кура, борошо, буран, пурга, хурта, замет, заметь, понизовка, заверть, сипуха, поземка, поземь, волокуша, пешая кура, поносуха, поползиха, подеруха, понос, тащиха" или "Словарь антонимов": селигерские ветры ЖЕНАТЫЙ (стихающий на ночь) и ХОЛОСТОЙ (не стихающий), ИВАН и МАГОМЕТ (ветры Прикаспийской низменности). Еще одно свидетельство лексического богатства Л.З.Проха - псевдонеологизмы: шквалистость (сильная порывистость), волкоед (ветер на Псковском озере), бездождные (периоды), авиапроисшествие, воздухопад, бетать (держать курс круче, лавировать, идя зигзагами навстречу ветру), ветрогар (загар при обветривании), псевдоморской ветер. Все же заумью Л.З.Прох не пренебрегает: НИУХИУ - о.Факахина в архипелаге Туамоту, СЫДЫМ ЖЕЛ (кирг.), СОБУРУУНГУ ТЫАЛ (якут.), БАРСАКЕЛЬМЕС (по-туркменски: "Пойдешь - не вернешься"). Отныне русский язык будет обязан Л.З.Проху новым звукосочетанием СПАЛМЕДЖДЖО (туман над морем). Запоминается и оксюморон ЛЕДЯНЫЕ ОЖОГИ. Л.З.Прох не боится вульгаризмов (БОЛТАНКА) и часто сознательно работает на прозаизацию, занижение: ВЛЕЧЕНИЕ (перемещение под действием ветра частиц почвы или песка**), итальянская КОНТЕССА ДИ ВЕНТО (графиня ветров) - это всего-навсего вытянутое по ветру чечевицеобразное облако; МГЛА - помутнение воздуха в результате взвешенных в нем частичек пыли, дыма и гари; ВЕТЕР - это движение воздуха относительно земной поверхности; в Провансе МИСТРАЛЬ называют МАНГО ФАНГО - ешь грязь, ЛИГО ФАНГО - лижи грязь, ЛИПО ФАНГО - глотай грязь. Л. З. Прох тонко чувствует слово, в том числе и народное: северный ОБЕДНИК днем колышет, к вечеру отишит; печорские рыбаки называют СЕМУЖИЙ ВЕТЕР золотоношей (дающий заработок); КУТАСЬЯ ПОГОДКА на Памире; ЕГОР СОРВАЛ ШАПКУ (каспийский ветер). Особая слабость (читай: сила) автора - военная лексика: в тылу циклона, атмосферный фронт, кардинальные ветры, генеральное направление муссона, фронт прорывов ветра, копьевидная дюна, слабый ветер по шкале Бофорта колышет тонкие ветви, развевает флаги и вымпелы. "Словарь ветров" - это книга лексических путешествий: ПОБЕРЕЖЕНЬ (Чудское озеро); ПОБЕРЕЖНИК (Белое море); ПОБЕРЕЖНЯК (Нижний Днестр). О чем бы Л.З.Прох ни говорил - о ветрах мирового масштаба, масштаба континентов, масштаба крупных островов или местных атмосферных возмущениях, он остается поэтом. Предмет его творчества вызывает у него восхищение, даже когда речь идет о стихийных бедствиях: "ВЕЛИКИЙ УРАГАН, пронесшийся над Антильскими островами 10 октября 1780 года, разрушил до основания все города на островах Барбадос и Сент-Люсия, выкорчевал леса, потопил 40 кораблей в гаванях". В этих строках голос поэта звучит торжествующе. И все же Л.З.Прох поэт-гуманист. И потому он предостерегает человечество и человека: камчатская КУРИЛКА разрушает береговые сооружения, выбрасывает неводы, смывает в море незакрепленные грузы; при американском КЕЙЗ УЭЗЕР табак, развешанный под навесом для сушки, сыреет и становится непригодным для сворачивания сигар; дожди, связанные с ЛЕВАНОМ, благоприятны для развития растительности и некоторых видов насекомых, например, таких, как тля. Из-за высокой влажности ЛЕВАН неблагоприятно влияет на здоровье людей, угнетающе действует на их нервную систему, вызывает вспышку респираторных и ревматических заболеваний; при индийском ЛУ отмечены случаи летаргического сна, приводящего к потере памяти. Этой болезни подвержены в основном европейцы; осенью при МАРЕНЕ (Франция) виноград чернеет, а у некоторых больных людей затрудняется дыхание, наступает депрессия; СИЛЬНЫЙ ШТОРМ (9 баллов по шкале Бофорта) срывает дымовые колпаки с труб и черепицу с крыш, сдвигает легкие предметы; АФГАНЕЦ угнетает растительность, засыпает песком и пылью поля, губит всходы хлопчатника, зимой приводит к обморожению и гибели скота; ВЕНТЕ ЛОКУ возбуждающе действует на нервных жителей Рио-де-Жанейро; Ф:ЕН оказывает влияние на физическое и психическое состояние людей и животных. У метеотропных больных появляются головные боли, беспокойство, тоска, чувство неуверенности и страха, упадок сил, зудящие боли, мелькание в глазах, шум в ушах, головокружение, сердцебиение, бессонница или сны с кошмарами, обострение ревматизма, невралгии. При Ф:ЕНЕ увеличивается количество преступлений и самоубийств. Ухудшается также самочувствие грудных детей. Причины и механизм этого еще не установлены. Но не все ветры опасны и губительны. Л.З.Прох напоминает читателю о благотворных ветрах: БАБИЙ ВЕТЕР на Камчатке благоприятен для сушки белья; ХАМСИН часто сопровождается такими оптическими явлениями, как миражи и фата-моргана; на Гвинейском побережье ветер ДОКТОР приносит прохладу после удушающих жарких ветров; французский НАРБОНЕ может столкнуть с рельсов железнодорожный поезд. Не будет преувеличением сказать, что поэзия Л.З.Проха - энциклопедия жизни. Читая его книгу, узнаёшь бездну нового, порой бессмысленного, но всегда прекрасного: в ТОЧКАХ ВСАСЫВАНИЯ вихрь может поднимать с рельсов вагоны массой до 13 тонн; БАД ГИРИ - приспособление для улавливания ветра в Иране. Это высокие башни, вверху решетчатые, c широкими вентиляционными каналами, проходящими внутри стен и открывающимися внутрь комнат и подвалов; американскому БАРБЕРУ (брадобрею) название дано портовыми рабочими Нью-Йорка, потому что замерзающие на лице капли при ветре сильно раздражают кожу; тамильский БАТТИКАЛОА КАЧЧАН получил прозвище сумасшедшего, так как отрицательно действует на состояние некоторых больных (не ключ ли это к пониманию затянувшейся войны между тамилами и сингалами?); под воздействием УЛАНА деформируются даже пирамидальные тополя; под действием КОКАНДЦА кроны деревьев приобретают флаговую форму; ветер в городе дует преимущественно вдоль улиц, его направление может не совпадать с общим воздушным потоком над городом. На уличных перекрестках и в сужениях улиц между домами возникают струи и вихри... В узких проходах ветер усиливается. Вдоль нагретых солнцем стен воздух поднимается, а вдоль затененных опускается... Наибольшие различия скоростей ветра в городе и на его окраинах наблюдается весной (это наблюдение может пригодиться литературным критикам, которые исследуют прозу о Нью-Йорке, Кельне, Москве). Хотя ветрам СССР Л.З.Прох предпочтения не отдает, все же в его книге проскальзывает стыдливый патриотизм. Уже в предисловии он обиженно замечает, что в СССР есть множество ветров, подобных иностранным, но о них, к сожалению, не говорится в других словарях и учебниках. С гордостью поэт-ветролог утверждает: "В СССР шквалы лишь в 10% случаев являются внутримассовыми, остальные связаны главным образом с фронтами". И снова с гордостью: "БАЛАКЛАВСКАЯ БУРЯ обрушилась на Балаклаву и потопила англо-французский военный флот, осаждавший Севастополь". Для сравнения приведу другие строки, написанные куда бесстрастней: "БАХРЕЙНСКИЙ ШТОРМ в Персидском заливе в ночь на 1 октября 1925 года за 10 часов охватил весь залив и погубил много кораблей". В тех случаях, когда у Л.З.Проха есть выбор между иностранным словом и родным, он отдает предпочтение последнему: "ГЛЕТЧЕРНЫЙ ВЕТЕР - см.Ледниковый ветер". Любопытна и его трактовка западничества: "ЗАПАДНИКИ - западные ветры, господствующие в умеренных широтах обоих полушарий. Устойчивость и частота западных ветров большой скорости послужила основанием для того, чтобы назвать эти широты ревущими сороковыми и воющими пятидесятыми". Согласно Л.З.Проху, западники не распространяются на Центральную Европу: АЛЛЕРЗЕЕЛЕНВИНТЕР - неустойчивые северные ветры в начале ноября в Центральной Европе (читай: Центральная Европа сама не знает, чего хочет). Выводы Л.З.Проха глобальны: "БИЗ подобно МИСТРАЛЮ играет существенную роль в формировании условий жизни". Вот это замах. Прямо не Прох, а Маркс или Фрейд. Но тут же элегантное занижение: "В департаменте Жер БИЗ называют ВАН КАНАР, т.е. утиным ветром, так как БИЗ влияет на миграцию уток. У людей БИЗ вызывает чувство озноба". Как все же мизерна ирония рецензента в сопоставлении с неслыханной простотой поэта. Его философия - это философия печали: "Физические причины возникновения смерчей и их большой энергии еще до конца не выяснены". Не обходит Л.З.Прох и религиозных мотивов. В "Словаре ветров" нашлось место древнеримским ветрам и их божествам АКВИЛОНУ, ВОЛЬТУРНУ и КАВРУ, древнегреческим АПАРКТИЮ, АСФЕЛИЮ (слово латинского происхождения), БОРЕЮ, КЕКИЮ, ЭРОСУ, ЗЕФИРУ, ЛИПСУ, НОТУ, АРГЕСТУ, ТРАКИЮ, ЭВРУ, а также АЛЬКИОНИДАМ - безветренные и теплые дни зимой в Греции (Алькиона - мифическая дочь бога ветров Эола). Л.З.Прох - не европоцентрист. Он не дискриминирует богов других народов мира. Внимательный читатель может найти в сборнике МАХИКИ (божество вихрей на Гавайских островах), КАМИКАДЗЕ (божественный ветер в мифологии Японии. В 1281 г. этот самый японский бог потопил армаду судов Хубилая, внука Чингисхана), ФЫН-ШУЙ (дух ветра и воды в Китае) и даже ТЕТСКАТЛИПОКА (у ацтеков бог грома и грозы, одноногий бог страха, непогоды и бурь). Можно допустить, что сам Л.З.Прох предпочитает христианство, и потому слово "бог", означающее языческих идолов, пишет с маленькой буквы. Судя по тому, что в книгу включена СОФИЯ холодная (период возврата холодов в Европе около середины мая), Л.З.Прох испытал в молодости влияние философии В.С.Соловьева. Но вернемся к поэтическому содержанию книги Л.З.Проха. Особую роль в его творчестве играют запахи, цвета и голоса ветров. Самым выразительным получился АРБУЗНЫЙ ВЕТЕР (тут и цвет, и запах, и треск). Буро-бел английский ветер ТЕРНОВАЯ ЗИМА. Тяжеловесное слово БЕРНШТАЙН-ВИНД означает янтарный ветер. Цветозапахом веет от МЕДОНОСНОГО ВЕТРА. Вот еще несколько примеров. БЕЛЫЙ ШКВАЛ, связанный с изолированным облаком на чистом небе, с белесостью в зените во время шторма или же с темным облаком, имеющим красноватую середину, называют ФОНАРЬ, ОКНО или ИЛЛЮМИНАТОР. В Азии преобладают желтые, палевые и буроватые бури. В зависимости от цвета поднятой пыли пыльные бури могут быть черными, желтыми, красными, белыми или бурыми. СИРОККО может быть причиной "кровавых дождей" в Прибалтике. СИРОККО переносит красную и белую пыль из Сахары в более северные районы, где она выпадает в виде окрашенных кровавых и молочных дождей (не последним ли обязаны своим существованием молочные реки?). При североафриканском ГАРБИ образуется мощная облачность с сильными окрашенными пылью ливнями, "кровавыми дождями". В Турции различают МЕЛЬТЕМ виноградный - поздним летом, вишневый - в июне, арбузный - в мае. БАЙяУ - сезон "сливовых" дождей в Японии. Наблюдаются ореолы вокруг светил на медно-красном небе. ПОЮЩИЙ МОСТ - мост через р.Эльбу, стальные конструкции которого при южном ветре издают эоловы звуки. ЭОЛОВА АРФА - длинный ящик из тонких дощечек со струнами, который на ветру издает звуки. В древнем Риме сооружали звучащие статуи с подобным устройством внутри. Воздушный поток протекал по сложному лабиринту внутри статуи и издавал звуки. Закрываешь книгу Л.З.Проха, закрываешь глаза и слышишь: зуд проводов, треск простыней, плеск пощечин, рев сороковых, вой пятидесятых. Открываешь глаза и видишь мир глазами Л.З.Проха: Гольфстрим и Лабрадор - это ветер вод, музыка - это ветер звуков, тяжкий труд объятий - это ветер тел. К недостаткам "Словаря ветров" я бы отнес отсутствие в нем таких слов и словосочетаний, как "Бессонница. Гомер", "Геба", "Дон-Кихот", "крылатые сандалии", "легкомыслие", "такелаж" и др. Быть может, автор учтет эти пожелания в последующих изданиях.
В заключение я хотел бы воспользоваться случаем и поблагодарить все ветра, которые сопутствовали мне и несли меня по свету: волжский ХИЛОК, забайкальский ХВИУС, украинский БУРЕВИЙ, карпатский ГОРЫШНЯЧОК, рейнский ЗИБЕНГЕБИРГСВИНД, ветер озера Лугано ПОРЛЕЦЦИНА, испанский АБРЕГО, БАРСЕЛОНСКИЙ ВЕТЕР, галисийский ГАЛЬЕГО, португальский НОРДЕР, два ветра, пьянящие воображение - КАЛЬВАДОС и БОРДОСКИЙ ВЕТЕР, английские ветры КЭТС НОУЗ, КАСТАРД ВИНД, КОСОГЛАЗЫЙ БОБ.
Особую признательность выражаю БИСКАЙСКОМУ ВЕТРУ. Это он великодушно перелистывал мой "Словарь ветров" и трепал черновик этих заметок.
Лагерь "Орел"
Юго-западное побережье Франции
Примечания
*Ф.Бофорт, английский адмирал, в 1806 г. разработавший шкалу для оценки силы (скорости) ветра.
** Сравни с Б.Л.Пастернаком:
Привязанность, влеченье, прелесть!
Рассеемся в сентябрьском шуме!
Заройся вся в осенний шелест!
Замри или ополоумей!
ОДНОЙ НОГОЙ В ПЕРЕГНОЕ
Перебирая свои - да и не только свои - юношеские стихи, я поражаюсь обилию в них жухлой листвы, никлой прозябаемости, древесной цвели, всякого рода растительной и животной гнилятины. Этому словесному гумусу даже самые несовершенные поэтические упражнения обязаны глубоким чёрным отливом, прокалённой густотой. В них, стихах, пахнет тлением, ибо тление – процесс окислительный, чреватый накоплением «сладкого» гумуса. Ещё в них пахнет гниением с его восстановительной энергией, без которой было бы невозможно образование «кислого» гумуса. Юность ещё не порвала с детством, ей ещё доступны и воздух, и теплота, и влажность. Она знается с червями, муравьями, полевыми мышами. В жизни стихов гумусовая органика имеет решающее значение: она является источником активности, запасным складом азота, она придаёт стихам рыхлость, увеличивает их влагоёмкость, проницаемость для воды и воздуха, наконец, нагреваемость. Пока горизонт жизни кажется далёким, мы готовы, не дрогнув, и перепреть, и обратиться в тлю, и испрашиться.
Определённо могу сказать, что собирание словарного перегноя в юности, его минерализация и штабелировка происходили сами собой, без плана и осмысления. ГА вспаханных книг тоже шли в безымянный сладко-кислый гумус. То, что доходило до сердца, сотрясало душу, становилось своим, присваивалось без зазрения. Сам процесс перегнаивания был под стать творчеству и казался куда более важным, нежели чьё-то писательское честолюбие. Собственное ячество било через край и не оставляло места ни кавычкам, ни именам, ни отчествам авторов.
Грубо, очень грубо говоря, все писатели и поэты – почвенники, ибо все они работают с естественноисторическим телом , называемым языком (Я.). Есть множество обстоятельств, определяющих нищету или состоятельность Я. Черви, жуки, личинки, грызуны, растения своими отмершими частями и экскрементами производят его гумификацию. В Англии мне доводилось вести наблюдения за дождевыми червями, чьи ежегодные извержения в виде слизи могли бы покрыть весь словарный запас слоем в полсантиметра толщины. В говорах Дании благодаря исключительно червям образовался слой плодородной речевой материи. В южно-русском диалекте кучки, выброшенные сусликами, хомяками, сурками и слепцами-кротами, радикально изменили языковой ландшафт (2-3 тыс. куб.саж. на 1 кв. версту). В последнее время установлена, но пока мало изучена, роль микроорганизмов, особенно бактерий и сапрофитных грибков, в деле языкообразования.
Весь Я. с водою и гумусом называют «пахотным» Я. Европейские Я. зачастую тонки и изменены культурой. В России же с её равнинным рельефом и естественным мощным Я. его можно изучать как естественноисторическое тело (см. «Труды почвенной комиссии»). Воздух свободно пропускает солнечные лучи на русский Я. Огромный запас тепловой энергии, накопляемый благодаря поглощению русским Я. солнечных лучей, поверхностные его слои затем расходуют мало-помалу.
Для исследования теплоты в различных пластах Я. используются особые языковые градусники (лингвотермометры). Шарик подобного градусника окружён салом или парафином, смешанным с металлическими опилками, чтобы во время вытягивания градусника из глубины зафиксированная температура не успела измениться. Такой градусник, заключённый в металлическую оправу, укрепляется на деревянном стержне и вместе с этим стержнем вставляется в футляр из дерева, глины, стекла или рогового каучука (эбонита). В Париже градусник, установленный в подвале Национальной библиотеки на глубине 26 м. в течение пятнадцати лет показывал одну и ту же температуру 11,82*.
Температура Я. в значительной мере определяет состояние общественного здоровья, в том числе распространение эпидемий. Более того, смертность населения не в малой степени зависит от того Я., на котором оно общается. Удаление языковых нечистот способно улучшить общественное здоровье. Наиболее опасными местами можно признать ложбины, в которых легко застаиваются социальные нечистоты. Сырой Я. неблагоприятно отзывается на общественном фундаменте и стенах. В густонаселённых местах к языковой ауре примешивается светильный газ, что нередко даёт повод к отравлению людей. Запах газа в этом случае не указывает на грозящую опасность, так как светильный газ, проходя через Я., теряет свой специфический запах. Чаще всего случаи отравления людей наблюдаются зимой, когда газообразный Я. с особенной энергией устремляется в человеческие жилища. Тем же объясняется нередкая гибель людей, спускающихся в запущенные колодцы в поисках речевой плесени.
В местах человеческого скопления поверхностные пласты Я. подвергаются загрязнению органическими отбросами: экскрементами людей и животных, помоями из кухонь, боен, прачечных. В загаженных веками Я. старинных городов скапливается до 18 граммов азота на килограмм сухой речи. Причём в центральных районах городов Я. грязнее, чем на окраинах: в Москве загрязнение Я. от центра к периферии уменьшается. В Кремле и Китай-городе из многих проб было найдено 4,4 грм.азота, в Белом городе 2,4 грм., в Земляном городе 1,6 грм. и в Замоскворечье 0,8 грм. Самоочищение Я. происходит в первую голову благодаря языковым водам. Происхождение языковых вод - вопрос до сих пор тёмный. Воззрения древних и средневековых исследователей можно свести к двум выводам. По одному происхождение языковых ключей, рек, источников приписывается атмосферным осадкам и их просачиванию. По другому, представителем которого является Сенека, подземные ресурсы считались результатом деятельности сил внутренних, вулканических. Благодаря этим силам, по Сенеке, Я. циркулирует, как кровь по жилам. Периодичность речевых половодий учёный сравнивал с периодичностью таких болезней как лихорадка, подагра, менструация.
О чём я? Чем суженней горизонт жизни, чем нахрапистей и гуще дыхание почвы, тем мудрей кажется юность с её животной тягой к перегною. Кто вырос из него, тот в него и вернётся. Пусть безымянным, раскавыченным, но родным, гнилявым, тленным.
Игорь ПОМЕРАНЦЕВ
Обнаженный поэт
Иллюстрации художника Г.Б.Лукашевича
Вдруг тонкий, свистящий, прерывистый звук раздался в воздухе.
В.Гаршин. "Лягушка-путешественница"
Лирика по традиции делится на партерную и воздушную. Первая непосредственно связана с почвой и отрывается от нее, не подвергая стихи опасности (рис.1)
Слово-ловитор захватывает слово-вольтижера у лучезапястного сустава, раскачивается с ним и возвращает вольтижера обратно в стих (рис.2). Подбрасывается же слово батутом, впервые примененным авангардистом Эвальдо в 1928 году.
Н.Кононов за редким исключением (например: "...Пешеходоперебеганье сдерживать от шага дерзкого...") работает не партерную, а воздушную лирику. Его снаряды и аппараты подвешены к небесному куполу. Перекладины его стихов обмотаны крепкой тесьмой, а слова натерты магнезией. Впрочем, последнее не столь важно, если поэт выполняет вис на пятках, на носках или "обрывы". Традиционным финалом стихотворения на раскачивающейся ординарной трапеции является "мертвая петля" (англ."looping the loop"), т.е. вращение вокруг штамборта:
Только шум угадывается, шум
Нефтеносным, скважистым, лиловым...
Двойная трапеция (доппель-трапе) предназначена для двух сквозных слов. Сначала они действуют, как бы не замечая друг друга. Затем одно из них повисает на подколенках, а другое, ухватившись за приставку партнера, "обрывается". При этом особенно важно ни на секунду не забыть, что вис на подколенках осуществляется без упоров или захватов носками строк (рис.3). В заключительной фазе слова, сплетаясь, вращаются вокруг грифа валетом или, вися на подколенках, слово-ловитор держит вращающегося в зубнике партнера:
Там, где в мельнице Шмидта теперь комбикормовый с заводью
Воробьиный бушует завод, где, прикорнув, общежитие
У путей соловеет, целуется кто? О, по правде, ведь
И ходить тут не стоит. На слиянье наткнешься!
Потише: соитие...
По словам, выделенным мною курсивом, видно, как двойная трапеция переходит в завершении в групповую. Опорные слова, повиснув на подколенках, держат прочих участников стихотворения в причудливых позах. Подобные летучие конструкции создают захватывающую фигурную композицию в воздухе (рис.4). Малейшая ошибка может привести поэта к полному провалу. Стихотворения такого рода начинаются не из виса:
Лоза июня уже зеленые тесемочки выпростала, ручки...
а из упора:
И во вторник не пошел, и в следующий профилонил, и еще раз, и еще...
Стихотворениям на воздушных турниках жанрово близки стихотворения на рамке. Исходное положение слова-ловитора - вис на рамке на подколенках. Острота чувства возникает в тот момент, когда слова размыкают руки. Основные элементы подобной стиховой вольтижировки - маховой перехват попеременно префикса-суффикса, кабриоль (рис.5), грече.
В финале слово-ловитор раскачивает партнера в висе за окончание, а затем выпускает его в свободный полет; мелодические петли стремительно распускаются, и слово-вольтижер, пролетев несколько стоп вниз головой, повисает над страницей (рис.6)
Разве ты
Ждешь еще чего-то, ластишься, пунктиром летаешь,
Личинка крылатая, душа, не по летам развитая?
В лирике Н.Кононова одинарный полет регулярно чередуется с групповым. В первом случае слово-вольтижер перелетает с одной трапеции на другую, наслаждается жизнью в одиночку, без соучастия ловитора. Вначале оно садится на длинный стих и раскачивается. Достигнув максимальной амплитуды, повисает на руках и перелетает на другой стих, висящий в непосредственной близости. Здесь особенно важна точность, выбор мгновенья полета; рассчитывать не на кого, стих навстречу не устремляется, а как бы пассивно ожидает прикосновения.
Или, по Гафизу, стаканом - в автомате газированной
Боксерской воды, - буду сверкать в ознобе, страхе, нокауте?
Двухкопеечной монетой взволнованной
Разговоры подслушивать скорые. Что вы о любви знаете?
Курсивом я выделил аллотропное слово-вольтижер, которое в полете поворачивается разными сторонами и в конце концов после всех пертурбаций убедительно завершает строфу.
В групповом полете Н.Кононов применяет качающуюся ловиторку (рис.7). В этом случае главную роль играет слово-ловитор. Оно должно в совершенстве знать анатомию партнеров. В случае неточности вольтижера надежный ловитор может выправить положение. Абсолютное доверие к ловитору имеет большое психологическое значение для вольтижера. В высшей точке раскачивания стопа-ловиторка и стих, максимально сближаясь, дают возможность слову-вольтижеру совершить перелет со стиха в руки слова-ловитора. Нет у Н.Кононова такого стихотворения, в котором по нерасчетливости слово-вольтижер пролетает мимо рук слова-ловитора.
У поэтов часто вырабатывается привычка к одной и той же ритмической дистанции. Им страшно менять амплитуду раскачивания. Но Н.Кононов ничего не боится. Он бесстрашно оттягивает встречу ловитора с вольтижером, и благодаря этому читательское наслаждение обретает пространственное измерение. Стиховед же может отчасти утешиться тем, что в состоянии отличить один вид наслаждения от другого: двойное заднее сальто с пируэтом в руки к ловитору, два с половиной сальто в сетку, двойное заднее сальто в мешке с завязанными глазами, оборотный двойной твист, прыжок-падение из-под небесного купола. Лично я больше всего люблю, когда летящие по разным траекториям слова заполняют воздушную сферу стихотворения. Иные из них комичны, как бы нелепы, мешковаты, трусоваты. Но это игра. Они не уступают в мастерстве словам атлетичным, героическим. Эти - "мешковатые", "трусоватые" - помогают читателю поверить в собственные силы: раз мы, рохли, буквально на глазах побеждаем страх и немощь, то и ты, читатель, раскачавшись на качелях, сможешь достичь высшей точки.
Поэт без предшественников - это не поэт, а дворняга. Предшественники Н.Кононова - это бесстрашный Ю.Рябинин, артист мирового класса Е.Морус, блистательные В.Ракчеев, Н.Сухов, думающий З.Гуревич, изобретательный А.Бредо.
Эти заметки я хотел бы завершить мускулистым и смертельно опасным стихотворением. Попробуйте сами, без подсказки, найти в нем элементы партерной и воздушной лирики, пунктиры одинарных и воздушных полетов, обнаженную красоту языковых фигур:
Помешай мне, попробуй. Приди, покусись потушить
Этот приступ печали, гремящей сегодня, как ртуть в пустоте Торичелли.
Воспрети помешательство мне, - о приди, посягни!
Помешай мне шуметь о тебе! Не стыдись, мы - одни.
О, туши ж, о, туши! Горячее!
Декабрь 1991
Лондон
