Большевики любили изображать преемников французских революционеров. Декреты, комиссары… Так с первых минут ленинизма проявилась главная его особенность – циничная лживость, как осознанная, так и неосознанная.

Лозунг французской революции: "Свобода, равенство, братство!" Таков был и лозунг февральской революции – настоящего, а не фальшивого аналога французской, потому и ненавистной ленинистам. Лозунг же псевдореволюции: "Антисвобода, приравенство, панибратство".

С панибратством прозрачнее всего: истинный ленинист тыкает всем нижним и хихикает подобострастно, когда ему тыкает высший. В интернете российское хамство прикидывается панибратством. При этом ссылаются на то, что американцы и англичане друг другу тыкают, не подозревая, что "you" – это как раз не "ты", а "Вы" с очень большой буквы, да и переход с обращения по фамилии к обращению по имени не норма, а привилегия.

Антисвобода маскируется под рабство: мол, мы бедненькие, пушистенькие, только вот начальство у нас плохое – коррумпированное, понуждает нас людоедничать… Ага, щас! То есть, конечно, бредовые идеи про то, что российский деспотизм умеряет аппетиты российского народа, это просто бредовые идеи – не умеряет ничуть, просто аранжирует. Такие бредовые идеи всего лишь отражают деспотические же наклонности у тех, кто исповедует веру в "своих подлецов". Эти деспотические наклонности суть продолжение наклонностей расистских: якобы есть гнусный "народ", "простолюдины", "плебс", а есть народы "свободолюбивые". Первых элита должна кормить кнутами, а вторых – пряниками. На самом деле, нет никаких народов и элит, есть люди. В этом весь кошмар и вся радость жизни.

Люди, живущие в России, и прикидываются рабами, лишенными свободы, когда они достаточно свободны, чтобы бороться за свободу (а другой свободы и не бывает, свобода по определению есть возможность бороться за свободу, а не возможность наслаждаться свободой, возможность вполне холопская). Да уж нет, мы не рабы, не бары мы, мы солдаты антисвободы. Антисвобода ненавидит свободу и борется с нею, рабство стремится к свободе.

Вот опять и появляется средний, ключевой компонент фальшивой триады – приравенство. Антисвободный человек готов быть приравненным к рабу, лишь бы скрыть свою ненависть к свободе.

Приравенство объясняет не только российский милитаризм, ищущий, кого бы лишить свободы, сделав подобным себе. Приравенство объясняет и милитаристскую истерику вокруг "победы". В ее основе фразочка, которую всунули закон о ветеранских льготах: "и приравненные к ним". Вот герой победы над Германией, а вот приравненные к нему герои невидимых фронтов. Льготы те же – даже больше, самоупоение – ну, пожалуй, этого у настоящих героев не было, Царство им Небесное. Те грудь колесом не выкатывали, воевали не за поликлиники с пенсиями. А у этих – из приравненности выкатывается приблатненность, а из приблатненности – привилегированность.

Приравненность отчасти камуфляж, маскировка под чужого с целью завоевать чужого – мы же такие же герои, как вы, господа американцы, так пустите нас в свою Америкосию! Но куда больше приравненность – компенсация пустотелости и пустодушности. Ленинизм изначально был ресентиментом, ожесточеннейшей озлобленностью на окружающих (чем, еще раз скажем, отличался от прочих российских политических движений). Эта озлобленность – не от пороков окружающих, и не от своей порочности, а от своей пустотности.

Люди по-разному теряют свой внутренний мир, но одинаково пытаются компенсировать потерю, отбирая мир у других, приравнивая себя к другим. В слабой форме это конформизм, в сильной – вот, бесконечное приравнение себя к другим. Зависть во всей красе и двусмысленности. Ненависть к американцам, китайцам, украинцам – и убежденность, что "я такой же, как они, и даже лучше". Это уже и у Достоевского в знаменитой речи прозвучало – мол, русский человек всеотзывчивый до ужаса. Что до ужаса – верно, а что всеотзывчивый – нет, приравнение себя к другому – это не отзывчивость, а душевный паразитизм, торжество вторичности и фальшивости, вампиризм. Высосать из другого кровь, да еще при этом объявить именно другого носителем собственных пороков: пустоты, агрессивности, зависти, – вот суть приравенства, насильно навязываемого окружающим.

Лечится приравенство, разумеется, равенством. Не тем карикатурным равенством, которое высмеивают приравненцы и которое нигде не существует, а тем равенством, которое провозгласила Французская революция – равенством перед законом, равенством перед независимым судом. Это приравенству как нож острый, ведь оно утверждает равенство перед беззаконием, перед миллионами исключений даже из собственных неправовых актов и инструкций. Приравенство потому и пережило порыв к свободе в начале 1990-х годов, что порывавшиеся решили оставить суд и право "на потом". Нет уж, суп с котом на потом, а суд – сейчас, чтобы равенство восторжествовало. А свобода и братство… Когда будет право, закон, суд – свобода и братство вырастут сами!

Яков Кротов – историк и священник, автор и ведущий программы Радио Свобода "С христианской точки зрения"

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции