Когда впервые после ковидных лет и тем более впервые после начала войны я приехал в родные края, меня прямо в Рижском аэропорту встретили два флага: красно-бело-красный, если кто не знает – латвийский, и сине-жёлтый – понятно чей. В городе они не расставались. На домах и машинах, над ратушей и школами, на рукавах и лацканах, всюду встречались державные знаки солидарности с Украиной.
Но особенно густо символика была представлена в самом подходящем месте – в роскошном районе югенд-стиля, прямо напротив шедевров модернизма, в парадном здании, отведенном российскому посольству. Со всех сторон его окружала память о войне, которую ведут соотечественники дипломатов, прячущихся за плотными шторами. Но от войны им некуда деться. Дом через дорогу уродует огромный, на три этажа, портрет Путина со зверскими челюстями людоеда и клыками вурдалака. А на другой стороне бульвара – сквер, целиком отданный антивоенному хеппенингу. Под сенью всё тех же сине-желтых знамен – мемориал жертвам российской армии. Он составлен из окровавленных плюшевых мишек – в память о сотнях украинских детей, убитых агрессорами.
Украинская трагедия сделала то, с чем поколениями не могла справиться политика: она объединила антагонистов в решимости дать отпор Путину
Другая инсталляция – из поношенной одежды и нехитрой утвари: старое пальто, рейтузы, рюказачки, скороварки, кастрюли, микроволновки, даже помятая стиральная машина. Эта напоминание о мародёрстве российских солдат, которые пришли в дом к “братскому народу”, ограбили его и унесли, что смогли. Среди экспонатов молча бродили люди, снимали увиденное, подписывали петиции на русском, латышском, английском. Но на другой стороне улицы, у полицейского поста, было безлюдно – из посольства никто не выходил, во всяком случае днём. Не всем в Латвии нравится безусловная поддержка Украины. Некоторых раздражают и флаги, и беженцы, и цены, которые растут на глазах, особенно на топливо. Но вслух об этом говорят редко и публично не протестуют. В Балтии помнят, что такое советская оккупация, и от того, что теперь она называется российской, ничего не меняется.
В соседней Эстонии, куда я перебрался из Риги, всё было таким же, только война, пожалуй, казалась ещё ближе. "По оказанию помощи Украине, – как мне, не скрывая гордости, сказал мэр Тарту, – эстонцы в пересчёте на душу небольшого, но упорного населения вышли на первое место в мире". Беженцы действительно повсюду. В основном тихие женщины, часто с такими же тихими детьми. В фойе нашей гостиницы здешние оставляют для них коляски, целый гараж. На доске объявлений нужные адреса и советы на старательном украинском. Но между собой все говорят на русском и уже учат невероятно трудный эстонский язык, наверное, из благодарности. Мужчин почти нет – с трудом собрали волейбольную команду, чтобы сразиться с местными любителями спорта.
Мне с этими людьми было трудно говорить. Всё время прячешь глаза, хотя я, полвека живущий в Америке, вроде бы ни в чём и не виноват. Хуже всего получилось с Эмилией. Белокурый и голубоглазый ангел, она всем улыбалась, не отходя от мамы. Когда мы с женой купили ей большого игрушечного зайца, её бабушка попросила нас не переживать.
Вернувшись в Америку, я не заметил большой разницы. Те же флаги висели и на моей улице. Соседка-пенсионерка, с которой мы раньше говорили исключительно о розах, поделилась новостями с фронта, старательно выговаривая мучительное для иностранца слово "Северодонецк". И в газетах по-прежнему пишут о том, что украинская трагедия сделала то, с чем поколениями не могла справиться политика. Она объединила антагонистов в решимости дать отпор Путину. На днях об этом сказал сенатор Митт Ромни, республиканец и консерватор, в либеральной “Нью-Йорк Таймс”.
Напомнив, что именно он во время борьбы за президентский пост чуть ли не в одиночку предвидел стратегическую опасность, которую представляет для свободного мира кремлевская паранойя, Ромни призвал к решительной защите цивилизации, невзирая на путинский шантаж ядерным оружием. “Иначе, – добавил Ромни, – остается надеяться только на то, что нас людоед съест последними”.
Александр Генис – нью-йоркский писатель и публицист
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
